— Мортон, друг мой, вставай! Проснись, бога ради! Ты же ходил во сне и…
Слова замерли у него на губах. Только сейчас заметив неестественное положение плеч Мортона и его бессильно болтающуюся голову, он замер, как громом пораженный. Друг не подавал признаков жизни. Тогда он взвалил его на плечи и понес в гостиницу; он не помнил, как туда добрался.
Это был самый настоящий кошмар — кошмар, прорвался в реальность. Он слышал, как хозяин гостиницы и его жена суетились у постели, помнил, как срочно вызвали деревенского доктора и как он сам сбивчиво и путано объяснял, что произошло, не забыв упомянуть о том, что Мортон был сомнамбулой. Однако смысл случившегося дошел до него только тогда, когда он увидел лицо доктора — тот тщательно осмотрел больного и обернулся к высокому путешественнику.
— Вы будете его будить? — услышал он свой собственный голос, — Или оставите спать до утра?
По выражению лица доктора он понял все еще до того, как услышал ответ.
— Ах, месье, боюсь, ваш друг больше не проснется. Сердце — увы, у него внезапно отказало сердце…
Финальные сцены этой маленькой трагедии, которая столь внезапно и ужасно завершила приятное путешествие, не нуждаются в описании, ибо уже не имеют отношения к этой истории. Впрочем, впоследствии всплыла пара довольно любопытных деталей. Во-первых, за несколько недель до этого случая на кладбище было разрыто несколько свежих могил. Власти пытались выяснить, кто бродит по ночам на кладбище, и обвинили местного сумасшедшего, однако поиски не дали никаких результатов. Во-вторых, на следующее утро после смерти Мортона на полу в церкви нашли кровавый след, словно кто-то прополз от задней двери к главному входу. В ту же неделю в церкви была совершена специальная служба, дабы очистить святое место от зла, поскольку суеверные местные жители немедленно заявили, что такой след не мог оставить человек. Такой след мог оставить только вампир, которого потревожили в полночь и заставили покинуть мир мертвецов.
Помимо таких нелепых глупых слухов наш герой рассказал еще кое-что, и это нельзя оставить без внимания. После смерти друга он поговорил с местным доктором, и разговор произвел на него сильное впечатление. Доктор, человек очень умный и здравый, принялся дотошно расспрашивать его о жизни и привычках погибшего друга. Услышав рассказ о том, как путешественники поднялись на гору и зашли в маленькое шале под названием «Ла шениль», доктор не смог скрыть изумление.
— Но такого шале больше нет! — сказал доктор. — Я давно не слышал этого названия. Пятьдесят лет тому назад такое место существовало, однако его стерли с лица земли по приказу местных властей, поскольку люди, жившие там, имели весьма скверную репутацию. Шале попросту сожгли. Сейчас от него остались несколько кусков сломанной стены да фундамент.
— Люди со скверной репутацией, говорите?
Доктор пожал плечами.
— Там пропадали путешественники и даже местные крестьяне, — сказал он. — В шале жили старуха с дочерью. Говорят, они поили людей отравленным молоком. Однако их обвинили и в более страшных злодеяниях, чем обычное убийство…
— В каких же?
— Говорили, что старухина дочка была вампиром, — коротко ответил доктор. Немного помолчав, он добавил, глядя в сторону: — Осматривая вашего друга, я обнаружил кое-что. На его горле была крохотная дырочка, маленькая, как след от булавки, но очень глубокая. А сердце — я вам уже сообщил? — было полностью обескровлено.
Кларк Эштон Смит
Кларк Эштон Смит (1893–1961) родился в Лонг-Вэлли, штат Калифорния, в нескольких милях южнее Оберна, где прошли его детские годы. Он мало времени проводил в школе и предпочитал заниматься самообразованием, читая и перечитывая «Британскую энциклопедию» и неадаптированные словари и изучая таким способом французский и испанский языки.
Когда Смит был еще подростком в журналах «Оверлэнд мансли» и «Черный кот» появились его первые рассказы, однако он быстро переключил свое внимание на поэзию и в 1912 году выпустил в свет сборник «Ступающий по звездам» и другие стихотворения, имевший необыкновенный успех. Рецензенты приветствовали автора как «Китса тихоокеанского побережья» и «гениального мальчика Сьерры» (хотя звучали и откровенно недоброжелательные отзывы). Смит продолжал писать стихи в последующие полтора десятилетия, несмотря на то что его ранняя слава быстро сошла на нет, вынудив поэта опубликовать следующие два сборника за собственный счет.
В 1922 году он начал переписываться с Г. Ф. Лавкрафтом, и великий автор литературы ужасов посоветовал ему попробовать свои силы в жанре темной фэнтези; в 1926 году в «Оверлэнд мансли» появились «Ужасы Йондо» — первый рассказ Смита, выдержанный в этой традиции. Необходимость в постоянном заработке подвигла его на то, чтобы всерьез заняться сочинением прозы, и вскоре он стал постоянным автором «Странных историй»: публикуя с 1929-го по 1937 год по меньшей мере один рассказ в месяц, Смит приобрел репутацию одного из величайших представителей палп-хоррора.
Рассказ «Смерть Илалоты» впервые был напечатан в «Странных историях» в сентябре 1937 года.
Смерть Илалоты
О, повелитель зла, владыка темных сил!
Пророк твой возвестил,
Что новым даром наделил посмертно
Ты колдунов и ведьм: восстав из тлена, Они запретных чар сплетают паутину,
И мертвецы, могильный прах отринув,
Живых вновь обретают зыбкий зрак,
И оскверняя склепов древний мрак,
Там нечестивой предаются страсти
С несчастными, кому их черный морок
Застил глаза, и в их купаются крови,
Ей упиваясь в пыльных саркофагах.
Как с давних пор повелось в Тасууне, похороны Илалоты, придворной дамы вдовствующей королевы Зантлики, явились поводом для пышных празднеств и необузданного веселья. Три дня, облаченная в роскошные одеяния, лежала мертвая Илалота посреди огромного пиршественного зала королевского дворца в Мираабе на устланных пестрыми восточными шелками носилках под пологом цвета розовых лепестков, вполне достойном венчать чье-нибудь брачное ложе. Вокруг нее от рассвета до заката, от прохладных вечерних сумерек до жаркой хмельной зари неослабно бушевал неистовый водоворот погребальных оргий. Вельможи, сановники, стражники, поварята, астрологи, евнухи, все фрейлины, камеристки и рабыни королевы Зантлики без устали и перерыва предавались неукротимому разгулу, дабы почтить память усопшей так, как она того заслуживала. Своды зала оглашали непристойные песни и фривольные куплеты, танцоры исступленно кружились в неистовых плясках под сладострастный хор неутомимых лютен. Вина и прочие хмельные напитки лились рекой; столы ломились от изобилия пряных яств, которые горами высились на подносах и никогда не иссякали. Пьющие вскидывали кубки во славу Илалоты, пока устилавшие ее носилки шелка не побагровели от пролитого вина. Повсюду вокруг нее в самых разнузданных и непринужденных позах раскинулись тела тех, кто решил предаться любовным утехам или пал жертвой чересчур обильных возлияний. Лежа с полусмеженными веками и чуть приоткрытыми губами в розоватой тени полога, Илалота ничем не напоминала умершую, а казалась спящей императрицей, которая беспристрастно правит живыми и мертвыми. Это обстоятельство, равно как и то, что после смерти ее прекрасные черты странным образом стали еще прекраснее, отмечали многие, а некоторые даже утверждали, что она, казалось, ожидает поцелуя возлюбленного, а не могильного тлена.
На третий вечер, когда были зажжены многоглавые медные светильники и обряды уже подходили к завершению, ко двору возвратился лорд Тулос, официальный любовник королевы Зантлики, который неделю назад уехал проведать свои владения на западной границе и не слыхал о кончине Илалоты. Когда, все еще ни о чем не подозревая, он вступил в зал, вакханалия уже начала утихать и тех, кто в изнеможении распростерся на полу, насчитывалось больше, чем тех, у кого еще оставались силы двигаться, пить и веселиться.